То глаза завязывал и ходил так по ночам по улице.
То наоборот- уши берушами затыкал на неделю. Но вот зачем надо было, уже здоровому лбу вдруг опять пойти учиться музыке? - Вот этого никто не понимал вообще.
Тем более, что рояль люто надоел ему уже в детстве.
8 лет классики. Шаг влево - вправо- расстрел.
И прогуливал и пальцы резал и врал. Один черт - учительница держала, земля ей пухом. Как ее звали-то? - спросила старый педагог, к которо он уже взрослым вдруг пришел на частные уроки.
Зубенк..Зубарева.. -Зубченко! Да. Вроде. Вроде так.
-Не знала такую - сказала, как отрезала пожилая, сухая как гербарий, бабушка.
Не ходил принципиально на сольфеджио, на музлитературу, на хор, на оркестр - но все равно не выгоняли.
-Да завернись они все эти педагоги с их музыкой! -плакал он маленьким.
И мама его ругала. Ругала, огорчалась.
-Как ты разговариваешь? Ты же грубый! Что значит "завернись"?
-Мама! Ну я же не ругаюсь матом! У нас ругаются - а я нет.
-Отец - звала мать! Твой сын ругается!
-Что значит "завернись" ? - спрашивал отец.
-Это если бы они все завернулись в ковер -самолет и улетели - отвечал Виталик.
-Видишь?- спрашивал отец у матери. - Никто не ругается. Что ты панику наводишь?
-А полундра тоже самое что и пиздец? - спрашивал сын у отца тихо, когда мама не слышала, и они с отцом вертели на кухне мормышки под негромкое "голос америки".
-Нет, - отвечал отец. Не то же. Бывает - даже что и совсем разное...- отец курил, щурился и аккуратно заливал свинец в гипсовую форму из который торчали острые крючки.
Процедура требовала спокойствия.
-Не то же самое... Даже что и совсем разное... свинец был залит - и отец выдыхал - в основном, конечно, второе. Второе бывает разным более чем полундра.
Мать ругалась часто на эти все рыбалки. На все эти удочки, которые стояли в прихожей. На все эти ящики, что забили всю антресоль, на все эти зимние зипуны с ватными штанами, на все эти летние надувные лодки, но когда отец умер нашла себе другого такого же.
Который точно также вертел мормышки на кухне и также курил. Только молча.
Отчим ругать Виталика не мог. Стеснялся. Но лучше бы ругал. А он сидел тихо. Радио не слушал. Курил и вертел мормышки.
Какая тут музыка? Тем более классическая. Все эти Черни, Гайдны, Шопены, Бахи с твердой левой, все эти Времена года, темперированные клавиры и прочие этюды с прелюдиями и маленькими гениями из предместьев Вен?
От свежего воздуха вставляло не в пример. От борьбы тоже.
-Что у тебя с пальцами? - спрашивала педагог, земля ей пухом, когда он играл. Пальцы были разбиты и костяшки грубели на глазах. А пальцы у Виталика были особенные. У него была дикая, какая-то чудовищная подвижность. Никто не мог сравниться с его скоростью. Он играл одинаково и левой и правой руками - очень быстро. И очень чисто. Но сама музыка его почти не трогала. И дома он не занимался. Учил прямо на уроке. И успевал. Была у него хитрость всего одна но всегда рабочая. Учительница требовала думать о том, что он играет, а он говорил, что не понимает, просил сначала сыграть ее. Она с удовольствием пододвигала его стул, садилась, почему-то закрывала глаза и качнувшись еле заметно вперед показывала что имелось ввиду под "думать руками".
Думать- имелось ввиду чувствовать. Он ничего не чувствовал, но потом играл также, как она только что.
А потом умерла и учительница. Прямо на уроке. Ему казалось она просто сидит молча, после его исполнения - такое бывало, а она умерла. Только что переживала за его пальцы. Что они грубеют. И за уши, которые оказывается можно сломать. Отчего они становятся как пельмени. А потом взяла и умерла.
Он даже на экзамен не пошел выпускной в музыкальную. Со школы звонили, а он отказался.
-Сходи, хоть корочку принеси домой - просила мать.
-Принесу - сказал Виталик и принес медаль за районные соревнования и грамоту.
-Попробуем - кивнула педагог. И открыла ноты.
Он посмотрел на них. Положил руки на клавиши. С трудом сыграл два такта. То есть понятно, что он помнит, что значат эти крючки. Но и все.
-Сколько лет не играли?
-Пять или шесть. - посчитал Виталик.
-Попробуйте каждой рукой отдельно - попросила педагог. Она стояла далеко от него- странного.
Стрижен коротко. Глаза острые, нос сломан. Шея в мышцах, как у лошади Петра Первого над Невой. Кулаками явно работают. Может грабить пришел -думала она?
- А помнишь вообще что - нибудь?
-Нет - покачал он головой пока его пальцы еле ползали, плутая между черным и белым.
-Там бемоль - поправила она.
-Ага.
-Локти выше.
-Да, вот знаете - остановился он. Вот это "локти выше" - помню -повернулся он к ней и улыбнулся.
Она тоже улыбнулась. Лицо его стало смешным и неопасным.
-Даже не знаю что делать-то с вами. У меня никогда таких взрослых и таких ...забывчивых не было. Вам точно это надо?
- Не точно- покачал Виталик головой.
-А зачем пришли?
-Увидел обьявление - "уроки игры на фортепьяно".
-Я же не вешала - удивилась женщина.
-А кто вешал?
-Подождите - стала выяснять педагог - какое обьявление?
Виталик встал и достал из кожанного пиджака, в котором пришел, обьявление.
-Извините, мне нечем было адрес записать и я так сорвал, целиком - ему было неудобно.
-На столбе висело. А я мимо шел. - он пытался обьяснить как попал, пока она изучала обьявление.
Но изучать было нечего.
Написано- "уроки игры на фортепьяно". Написан адрес. Написано "Лариса Андреевна" -заслуженный педагог. Написано- "телефона нет".
-Я не писала этого - качала головой женщина. Думала вас кто-то из учеников вас прислал. Точно не из учеников?
-Точно - покачал головой Виталик.
-Странная история - удивлялась Лариса Андреевна.
-Ну, давайте заниматься, раз пришли. Надо же выяснить дуб вы.. ой, извините. Дуб ты я хотела сказать, или ангелы тебе в ухо все -таки шептали.
Она пододвинула стул и села рядом.
Через полчаса она встала, внимательно посмотрела на него и сказала, что все пальцы у него забыть не могли. Чтобы он перестал водить ее за нос и сыграл.
-Я не помню.
-Это ты думаешь что забыл, малыш. Ну-ка давай.
-Как начинается турецкий марш - спросил он?
Она наклонилась и показала первые такты.
-Все -остановил он ее.
И сыграл всю первую часть.
А потом сыграл хроматическую гамму. И разозлился, что медленно. И сыграл еще раз расходящуюся. И играл бы еще, вспоминая, но тут пришли дети на занятия. Брат с сестрой. Лет по десять. Оба в очках. Пришлось заканчивать.
За каким бесом Виталика носило - никто не знал. Но на занятия он стал ходить. Ангелы ему все-таки что-то там нашептали. То ли ему нравилось, что Лариса Андреевна называла его "малыш", как никто давно не называл, то ли понравилась фраза про ангелов, которые в уши что-то шепчут. Он не очень любил говорить, что идет музыкой заниматься. Говорил обычно- дела.
-Сколько? Десять долларов? За занятия? Да ты сдурел - сказал ему однажды Славка. -Тебе не на что деньги тратить! Ты их в жизни не отобьешь.
Они шли по переходу, а в переходе пожилой дядька играл на плохеньких клавишах популярные песенки, за что честной народ иногда кидал деньги.
Виталик остановился около мужика, дал ему денежку и попросил клавиши, а когда мужик уступил ему место - он стал играть. И играл. И даже деньги кидали люди в сумку.
-Вот - сказал он, вставая.
-Что?
-Ничего - Мне приснилось, что я без ног, понимаешь? Мне однажды приснилось, что я без ног и играю в переходе. На клавишах. И сон - как настоящий. Понимаешь?
-И что?
-А ничего. Я играю, а играть-то я не умею уже. Понимаешь? Играть не могу. Пальцы не двигаются. Ужас, понимаешь? Я в поту проснулся. А люди - мимо ходят, а я сижу как мудак и молчу. И плачу.
- Это ясно?
-Да.
-А попрошайничать не хочу. Не хочу кричать - подайте! На еду! На ноги, на болезнь!
-Ну ты пиздец ебанутый! - удивился Слава.
-Полундра.
-Что?
- Ничего - сказал Виталик, вытащил из машины к которой они подошли ноты и пошел на занятия.
- Так он играл при тебе? - спросили Штарк и Аня, когда Славка рассказывал им эту историю.
- Играл.
- Ты слышал? Блин! И как? И Как? - он хорошо играет - спрашивала Аня. ПРавда умеет?
- Ну, деньги кидали - видел - пожал плечами Слава.
- Но хорошо?
- Что значит хорошо? - уточнил Слава.
- Красиво?
- Как все! Вот так - И Слава показал как сидел Виталик - И глаза еще закрывал, будто его вштырило и качался. Шаман, а не человек! И истории у него нечеловеческие. Как это? Никто обьявление на столб не вешал, а оно висело? Я не понимаю!
И накаркал.
Тем же вечером, в отделении, он сидел как раз напротив своего словесного портрета. Сидел и думал, что теперь, видимо, хана. Вот он, а вот портрет. И шапочка с бумбоном, в которой он, всего неделю назад, бил милицейского полковника и ломал ему обе руки, пока Штарк держал.
На обратном пути, в хорошем настроении, проходя мимо лотков с помидорами зацепился с каким-то кавказцем плечами. Парень с девушкой шел. Ноты выпали и полетели. Дальше как обычно. Никто не извинился. Понятно же - с девушкой. А парень очень бодрый был. Вьебал так, расслабленому септакордами Виталику, что послабей бы кто был - и вообще бы не вылез из этих лотков, даже если бы был в себе после такого прямого. Но Шаман на то и Шаман - пожмурился, головой потряс, стряхивая лишнее легато и биться.
Разнесли они вдовем нахрен все лотки, потому что прямо по ним катались. Они вдвоем с парнем, да еще и с девушкой, которая лила в лицо озверевшему Виталику перцовки из балончика пока он совсем не убил ее молодого человека.
Виталик пока видел последнее - и ей прислал, а вот потом он увидел уже только свой потрет с бумбоном. Не видел ни милицию, которая его била, поскольку он пытался сопротивляться темным силам и слепой, и даже свалил кого-то из наряда, ни машину, что его везла куда-то, ни всего остального. Только слышал. Как она кричит в отделении. Что они со своим молодым человеком, тем, который, смотался и которого она не знает как фамилия, и где живет, потому что познакомились недавно - шли себе мирно в кинотеатр, пока этот нацист не прицепился с фашисткими криками "бей черных".
Виталик уж было совсем загрустил.
- Что у тебя в папке - спросил лейтенант, выслушав долго и подробно говорящую девушку.
- Ноты.
Лейтенант взял папку, что всучила наряду женщина, торговавшая рядом с помидором лифчиками и чулками. Открыл. Посмотрел. Хмыкнул.
- Откуда?
- Музыкант я - сказал Виталик.
- Кто?
- Музыкант.
А дальше состоялся диалог, который мог случится только с Виталиком, которого всегда черт знает за каким бесом носило.
- На чем?
- На фоно.
- Вторая доминанта от ре? - спросил лейтенант.
- Ми - ответил Виталик.
- Свободен, - сказал лейтенант и отдал ему папку. Виталик не веря в свою судьбу встал.
- Иди лечись, тебе нос сломали - кивнул ему летеха - Я сам кларнетист.
- А ты - пиздишь - повернулся он к девушке - Придется за помидоры-то платить. Русские музыканты, когда трезвые - люди очень мирные. Очень. А он -трезвый.
